ПУТЕШЕСТВИЕ ОГНЕННОЙ РЫБЫ   ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО Близился полдень. Сиреневые цветы на обоях по одному раскрывали лепестки и выставляли наружу пестики и тычинки, декорированные под сценки из Сатирикона. Цветочный воздух стал потихоньку дурманить и растворять в себе привычные переживания. Я подошел к распылителю и перевел стрелку в сторону стимуляции. Запах цветов немного переменился, вызывая легкое покалывание и холодок в носу. Голова стала проясняться так же механически как до этого отъезжала в направлении сна. Ночь была трудной, но предстояло еще одно важное дело. Остались полчаса, которые надо бы как-то провести. Я перевел дом в автономный режим, а сам отправился ужинать. Мода на австралийскую кухню в этом сезоне набрала безумные обороты. Мясо сумчатого волка, запеченного в собственной сумке с австралийским луком, в австралийском соусе... За эту пошлость можно отдать в некоторых местах до полумиллиона. Хорошо, что есть мое любимое японское кафе! Я ходил туда, даже когда все сошли с ума от корейских кулинарных изысков. Будь я замечен с суши во рту в те дни – и половина нашего общества перестала бы приглашать меня на семейные завтраки. Незаметно для себя я дошел до нужного места. Но знакомая ручка не поддалась. Я оторвал взгляд от асфальта. На месте моего кафе была задняя дверь какого-то магазина. Фасад выглядел как обычно, но «Журавлиного яйца», которое поклонники японской кулинарии величали «Журавлиными яйцами», на месте не оказалось. Пришлось дважды свернуть за угол, пока не поравнялся со знакомой вывеской. Бубенчики на двери как всегда прозвенели отрывок мелодии из кинофильма «Годзилла», некогда снятого в одной мексиканской провинции, и сумрак ослепил меня на несколько секунд. – Привет, Жмот! – сказала несравненная Томоко, дочь старого Акиры, пока я бессмысленно таращился по сторонам. – Жлоб, – поправил я. Так меня прозвали, когда я сделал первый миллион на торговле краснокожими рабочими в другой мексиканской провинции, где-то за Уралом. – Привет, Томоко. Поздравляю, теперь работаете прямо на проспекте! – Да… Дела идут хорошо. Вчера нас сюда передвинули – доход вырос на семь процентов, и как раз разорился один итальяшка, торговавший второсортной пиццей. Все спустил на этих прόклятых детей из приюта – поэтому у него всегда воняло, как в доме для престарелых. Освободился целый сектор нашего размера…. Когда двигали кафе, чуть не повредили  систему вентиляции... Вот был бы смех, если б пришлось платить еще одну взятку пожарной инспекции. Только отец не рад. Как это, говорит, дверь на север? Сказал, придут демоны и испортят нам бизнес. Еще сказал, что демоны всегда идут с севера, но я думаю нам здесь нечего бояться – тут никто об этом не думает, значит, и нам не стоит. – Умница. Стало быть, теперь вход со стороны проспекта. Я боюсь, придется раздвигать стены. Или повышать цены. Знаешь, Томоко, лучше цены – хочу есть в одиночестве. – Ладно, садись. Сейчас будет готово. – Томоко, выходи за меня замуж! – Дурак! Ты же знаешь, отец никогда не позволит мне выйти за тебя. Он хочет, чтобы я стала женой японца. По ночам Томоко работала в клубе неподалеку, в костюме зайчика продавала плохие сигары и хороший кокаин в пакетиках по шесть центов за полграмма. Очень стеснялась говорить об этом открыто. Я подозревал в этом истинную причину отказа. Я сел за единственный столик. Их жизнь трудна, напомнил я себе, принимаясь за ужин.   *** Научившись летать в космос и обнаружив, что там ничего нет, кроме пустоты, человечество постепенно охладело к этому виду досуга. Звездные войны так и не стали реальностью, а эпоха космического туризма длилась, пока в моду не вернулись рыбалка и альпинизм. На секретных космических заводах стали производить парфюмерию на основе ракетного топлива – улетная вещь, стоит тех денег, которые за нее просят – а в небо летают теперь только для того, чтобы приземлиться в другом месте. Моя мечта отправить далекую и опасную космическую экспедицию была обречена. Никакие деньги и связи не помогли. Для человечества просто не существует космоса, если не считать того, что туда удобно вывозить земной мусор. Лишь недавно моим агентам удалось засечь некоторую активность страшно засекреченной группы фанатиков, похоже, собравшихся покинуть пределы земной атмосферы не с утилитарной целью. Дело, запланированное на послезавтрака, состояло в том, что чудаки, готовившие межзвездную экспедицию, назначили-таки мне свидание. По слухам, проекту не хватало собственных фондов. Они довольно легко согласились на встречу, когда я произнес свое имя и назвал вид кредитной карточки. Подходя к дому, я заметил человека, стоящего у моего лифта. Я опаздывал на четыре минуты, что, разумеется, входит в понятие «вовремя», но их агент явно не был расположен дожидаться меня спокойно. Когда я махнул рукой и ускорил шаг, он нервно заспешил навстречу, озираясь по сторонам. Вообще-то, озираться по сторонам надлежало мне. Человек, одетый вопреки всем мыслимым тенденциям моды в свитер и джинсы, мог навлечь на меня лишние подозрения в неортодоксальном взгляде на рыночные отношения. Моя корпорация процветала благодаря тому, что подобное поведение было признано не только неприличным и недостойным, но в некоторых случаях даже преследовалось законом. – Мы работаем под землей, далеко от ближайшего супермаркета, – оправдался он. Я кивнул в том смысле, что сейчас для меня это не имеет значения. Зайдя в мой парадный лифт, мы обменялись удостоверениями личности. Рядом с его фотографией было написано «Сэр Пол Гриффинс. Профессор. Институт физики пространственно-временного континуума. Отдел транспортных средств». – Можете звать меня Жлоб, сэр, – сказал я. – Оставь это «сэр». – Он сразу перешел на деловое «ты». – Просто Пол. Давай к делу, Жлоб. Насколько я понял, речь шла о твоем участии в формировании экипажа и разработке маршрута? – Если честно, Пол, я рассчитывал выкупить проект, точнее сказать, я не хочу вести научную работу, не хочу подчиняться вашим задачам и принципам. Я просто хочу улететь... Мой собеседник улыбнулся и достал небольшую сигару. Его неуверенность в себе оказалась наигранной. – Я могу настроить распылитель на сигарный дым, – предложил я – Действие ничем не... Он закурил. – Я люблю сигары. – Что скажешь? – Это невозможно. Ты не понимаешь, с чем имеешь дело. – Я готов разобраться. – Начнем с начала. Что у тебя с физикой? – В школе? Пять из пяти. – А дальше? – Что? – Институт, научная степень... – ? – И как ты собрался управлять корытом, не оснащенным ни автопилотом, ни системой стандартной навигации, не имея опыта работы с уравнениями Стросса-Гайдна, глубокой теорией мнимых чисел и синтезом детерминированной бесконечности? – Нанять ученых... – Да? Допустим, тебе удастся найти одного, может, двух, причем гарантии их компетентности нет и быть не может. И дальше что? – Лететь. – Куда? – К черту. – Корабль строится в расчете на погружение в так называемую черную дыру. Ближайшая из тех, что нас интересует, находится не столь далеко. Так что как раз к черту ты и полетишь. – Пол едва не улыбнулся. – То есть вы не собираетесь лететь в неизведанные просторы космоса? – Черные дыры – самые что ни на есть неизведанные просторы. – Но... – Мы облетели весь внешний радиус галактики. Мы посылали экспедиции к центру. Что это дало? Камень, лед, пустота или бушующая термоядерная реакция... И черные дыры. Строить корабль, способный на прыжок, сопоставимый с размерами галактик, не говоря уже о расстояниях между ними, нам пока слабо. Ты знаешь, сколько занял полет к центру? – Три года, – сказал я, вспоминая содержание учебника по астрономии. – Он продолжался семьсот тридцать пять лет. Это максимальная частота прыжка, на которую пока способен человек. – Но учебники, книги... – Все вранье. – Но разве ваш корабль не совершеннее? – Совершеннее??? – Он даже привстал со стула. – Да человечество не совало нос за пределы земной орбиты около семи тысяч лет!!! Огромную часть научной базы приходилось восстанавливать буквально по крупицам. Что-то изобретать самим. Все что говорят про космос – чушь! Еще сто лет назад про тот полет говорили, что он длился десятилетия. Но прогресс же «не должен стоять на месте». Все, что ты знаешь про космос, – выдумка компьютера. Заметь, компьютера, давным-давно устаревшего. – Он зло улыбнулся. Так улыбаются только люди, чьи отношения с внешним миром зашли в тупик. – А Институт физики?.. – Прикрытие. Если что – в первую очередь начнут искать там. В любом случае – это не увеселительная прогулка. Хочу, чтоб ты понял. Ты можешь нам помочь. Это все. – Я не ждал такого поворота. – Это неважно. – Я думал, что можно куда-то улететь... – Вообще-то это запрещено. – Он еще раз улыбнулся. – Стабильное общество нельзя построить в открытой системе. Все должны оставаться на своих местах. Закон сохранения энергии. – Значит, никаких шансов? – Я же сказал, мы летим в черную дыру. Вот мой пейджер, если передумаете. И не пытайтесь искать меня самостоятельно. – Пейджер суетливо сполз с его руки и залез ко мне в карман, немедленно слившись с подкладкой. Странно, почему он перешел на «вы»... Мысли путались. Это была последняя. Спустя секунду я погрузился в сон.   *** Просыпаться всегда обидно. Как умирать. Мне снилось, что я молод и беден. Что я иду под парусом по волнующемуся морю. Я был матрос на древнем корабле. В небе горели звезды, наверно, это ложная память из старых фильмов – звезд никто не видел уже лет… черт, а сколько? Потом стала мучить морская болезнь и стошнило. Прямо на подушку. – Что, не вышло из тебя матроса? – ехидно поинтересовался робот-уборщик и поспешно скрылся в щели для роботов, избегая дополнительных вопросов. Обманул меня проклятый агент. Пропала кредитная карта. А с ней доступ к корпоративным фондам, а с ними пакет акций, а с ними права (а с ними и обязанности) на рабочее место главы трансконтинентальной корпорации, а с ними и недвижимость, и движимость. Я стоял на площади, тупо смотрел, как бригада роботов-кикбоксеров превращала мой дом в спортивный зал. Они заканчивали фасад, пестревший теперь рекламными экранами, которые зазывали отведать мощи стального кулака новой спортивной гильдии роботов. Шмотки мне оставили, при условии, что я обязуюсь приспособить их внешний вид к своей вновь обретенной классовой принадлежности нищих в недельный срок. И мне официально предписано ругаться. Я выругался. Я выругался, когда вместо любимого кафе «Журавлиное яйцо» нашел пиццерию. Там суетилось два десятка прόклятых детей, очищавших стены и пол забегаловки от томатной пасты. Наверно, взорвались просроченные консервы, подумал я. Толкнул дверь. И снова выругался, когда дверь меня пнула, визгляво выкрикнув: «на себя!», и распахнулась наружу, ударив меня по лбу. – Где же японское кафе? – крикнул я в дверной проем. – Там, дже эму и поло-оджено! – раздался крик макаронника, кормившего прόклятых детей. – Что с ним? Что с Томоко? Что со стариком? – заорал я, вдруг обнаружив, что передо мной вовсе не томатная паста. – Там дже им и поло-оджено… Я представил себе, как тридцать детей из приюта по очереди втыкают заточки в тело моей возлюбленной. Мне захотелось умереть. Жизнь сложная штука, подумал я, и меня стошнило второй раз за утро. Пятеро чертовых детей кинулось ко мне, чтобы оттащить за угол, еще пять присоединились чуть позже, с разбегу нанося удары коваными носками сиротских сапог. – Ты испортил наш фасад! – орали одни. – Ты умрешь! – кричали другие. Я подумал – закон, защищающий сирот, слишком жесток. Можно было обойтись и без шипов на носках ботинок и без утяжеляющих браслетов на запястьях. Достаточно того, что они бреются наголо и носят подтяжки. Все десять сирот, избивавших меня, были одеты строго в рамках предписанного сиротам обмундирования. Даже рогатые шлемы были начищены до блеска и заточены до… Я потерял сознание.   *** «Я хочу умереть!» – нашептывал я, едва шевеля обрывками губ. Мне было все равно. Когда я очнулся, пошел дождь. Ничего хорошего в беспамятстве нет. Возвращаться оттуда даже приятно. Кто-то укутал меня полотенцем, и дождь прекратился. Это Томоко вытащила меня из душевой, расположенной за торговым залом на одного человека и положила на пол. Потом ушла и вернулась, держа в руках огромную освежеванную рыбину, и стала водить ею по моим ранам. Вскоре рыбина стала ярко алой и запахла плесенью. Томоко отнесла ее на кухню и вскоре вернулась с небольшим деревянным подносом, полным суши. – Отведай, – сказала она. – Древнее японское блюдо, называется «Путь изможденного самурая». Не каждому удавалось попробовать хотя бы кусочек этой рыбы. Если воин ранен, то, скорее всего, уже мертв. Редкий бой длится дольше одного удара. – Я думал, сиротки тебя зарезали. – Я попробовал улыбнуться и чуть не заорал от боли. – Вся пиццерия в крови. – Нет. Там был только отец. Надеюсь, после всего, ты не будешь жалеть сироток? – Нёт-нёт. – Когда губы разорваны в нескольких местах, буква «е» дается с трудом. – Скоро будет наш хирург и поднимет тебя на ноги. – Ваш хирург? Какой еще «ваш хирург»? – Я подмешала тебе снотворное в суши, милый. Спи. Скоро все узнаешь. В этом сне я видел чудесную огненную рыбу, исцеляющую раны доблестных воинов. Я смотрел на них с завистью. Я стоял в стороне, не смея приблизиться в своих обносках, и тихо стонал. Тогда рыба сама подплыла ко мне и больно ударила хвостом по губам. Из глаз брызнули слезы, а лицо стало покрываться волдырями от ожогов. Я упал на колени и зарыдал, умоляя огненную рыбу помиловать меня и перестать мучить. Воины окружили нас. На мои голову и плечи посыпался град ударов. В ход шли палки, камни, зажатые в руках, и кулаки, и ноги, и вскоре мое тело безжизненно рухнуло в лужу крови. Избиение прекратилось. –  Поклонитесь, несчастные! – молвила рыба. – Вот случай явить вам истинное искусство врачевателя. Все кругом склонилось в немом почтении, и воины, и деревья, и даже сад камней, и каждый булыжник в этом саду, и кипящее озеро, где обитала огненная рыба. И вдруг мне стало легко и хорошо как никогда.     *** К своему удивлению, я проснулся дома. Цветы невозмутимо благоухали, все вещи были на месте. Будто банда роботов и не думала устраивать тут спортзал. Я приказал потолку стать зеркальным и опуститься пониже. Я лежал голый, поверх покрывала. Следов избиения видно не было. Мне все приснилось, подумал я с облегчением, как вдруг обнаружил едва заметный шрам на верхней губе. Я протер глаза и попробовал сесть. Боль оставалась. Не та, острая и мучительная, которую я испытывал вчера, но, все равно, легко угадывались отголоски ударов шипов сиротских ботинок. Нетвердым шагом я подошел к туалетному столику и стал приводить себя в порядок – крем, помада, тушь, блеск для глаз, поправил прическу, и вдруг дверь, едва скрипнув, распахнулась, и в мою комнату вошел сэр Пол Гриффинс, а за ним следом, словно желая остаться незамеченной, моя несравненная Томоко. Боль, оказалась куда сильнее, чем я предполагал, но мое тело вскочило на ноги и метнулось в дальний угол комнаты. – Ты… вы… как? – пробормотал я, внезапно осознав, что все еще голый. – Во-первых, привет! – весело сказал сэр Пол. – Во-вторых, вот твоя одежда. – Мне никто не говорил «ты», с тех пор как я был разорен, и моя неприязнь к этому человеку невольно ослабела. Он протянул мне довольно странный костюм, сделанный из какого-то незнакомого серебряного материала без единого шва. Сэр Пол и Томоко носили точно такие же. Костюм оказался удобен и, что странно, сидел на мне идеально, как будто был сшит специально для меня. – Как вы… э… как я сюда попал? Что вы тут делаете? – подал я голос, как только перестал ощущать себя голым. – Успокойся, – Томоко заговорила смущенно, но в ее голосе слышалось то же веселье, что и в голосе сэра Пола. – Как я и обещала, скоро ты все узнаешь. Тебе может показаться это безумием, но последние двадцать лет ты жил на космическом корабле. Возможно, она ожидала, что я забегаю по комнате с криками ужаса или рассмеюсь с безумным видом. Мне не суждено было оправдать ее доверие. Тело еще не окрепло в должной мере, и я просто сел на кровать, борясь с головокружением. – Видишь ли, – продолжила она, – проект готовился намного дольше, чем ты можешь себе представить, сотни лет, и, когда, наконец, дело дошло до строительства корабля, нужна была маскировка. Твой дом подошел как нельзя лучше, твои деньги и твоя мечта убраться с земли. Ты, пожалуй, единственный из глав корпораций, способный думать не только о деньгах. – Зачем же вам понадобился этот спектакль с выселением и сиротами? – А что, по-твоему, мы должны были сделать? Придти и сказать: «эй, привет, слушай, не свалишь ли ты на пару недель из дома, так как твой дом – вовсе не твой дом, а наш космический корабль. Нам, вроде как, пора проводить предстартовую подготовку, и некомпетентный персонал должен покинуть борт». – Ну… Это был не лучший способ… – Зато самый надежный. А потом, признай, твое поведение было довольно эксцентричным. Такой развязки мы, признаться, не ждали. То, что ты жив – целиком и полностью заслуга доктора Рыбина. Ты с ним, кстати, еще не знаком. Она пригласила кого-то, ожидавшего в тени за дверью. Невысокая фигура доктора очутилась в комнате. Он слегка поклонился и весело погрозил мне небольшой палкой, которая исчезла из его рук тем же непонятным способом, что и возникла. Я поежился, невольно вспоминая свой сон. – Андрей. – Представился он. – Можно просто доктор Рыбин. – Жлоб… то есть Хосе. – Я едва вспомнил свое настоящее имя. Прозвище мне никогда не нравилось. – Мы боялись, ты пропустишь старт. Молодец, что пришел в себя. Спал почти неделю, как антарктический сурок. Мы уже собрались в кают-компании… То есть в твоем кабинете, бывшем. Приходи как можно скорей – кажется, они стали о чем-то догадываться. Мы перехватили весьма неоднозначные донесения местных информаторов. Если они узнают, в чем дело, нас будет обстреливать тяжелая наземная артиллерия и, клянусь, они поднимут в воздух авиацию. А корпус корабля рассчитан только на равномерное давление внешней среды. – Я готов, – едва хватило сил сказать. – В таком случае, наш корабль, названный «Огненная рыба», отправляется к звездам! – официальным тоном произнес сэр Пол. – В черную дыру, – поправил капитана Крис. – Да-да… В черную дыру.   ЗАКОН ЭКИПАЖА Данные, собранные бортовым компьютером, были самыми противоречивыми. С одной стороны, что-то однозначно изменилось, с другой – сказать, что именно изменилось, оказалось невозможно. Старт состоялся по расписанию, все проходило строго в соответствии с расчетами. Мы уже находились в ускоренном космосе там, по другую сторону солнца, когда двигатель внезапно смолк, и привычное пространство веером распахнулось за окнами моей бывшей квартиры. И неожиданно мы увидели знакомый пейзаж. Дом стоял на той же площади, окруженный теми же домами и улицами, вокруг бродили люди. Некоторые подходили достаточно близко и спокойно удалялись, как будто стартовый выхлоп не выжег все живое в радиусе ста метров. С момента зажигания прошло пять минут. Мы сидели в моем бывшем кабинете и молча смотрели на капитана. Ровно минута с тех пор, как мы оказались здесь. Если бы я собственными глазами не видел людей, дома и машины, растворяющиеся в плазме стартового облака, то сказал бы, что мы и вовсе не стартовали. – Компьютер сообщает, что наше географическое положение не изменилось, но отчет по идентичности окружающего ландшафта пока не готов. Хочу напомнить, что с момента старта корабля вы – экипаж, а я капитан. При любых обстоятельствах. До возвращения на землю. – Или до подтверждения этого факта, – Томоко вопросительно посмотрела на капитана. – Или до подтверждения этого факта. – Необходимо взять пробу атмосферы, сделать бактериальный анализ почвы. – Выдержав паузу, капитан (бывший профессор Пол Гриффинс) заговорил снова, его тон изменился. Таким тоном отдают приказы. Однако пока он произносил эти заученные слова, лицо его ничего не выражало. – Почва? – сказал доктор Рыбин. – Какая еще почва в центре Нью-нью-Мехико? А, постой, погоди-ка… Согласно данным картографической программы, придется топать два квартала по двадцать третьей улице. А там, судя по всему, есть проход на нижние ярусы. – На лицах присутствующих появилась улыбка. – Представь себе, топать в скафандре на глазах у тысяч камер наблюдения и спуститься туда. Первые полосы местных газет наши. И не забывай, что «старший брат думает о тебе». Нас засекут наверняка и окончательно. – Отставить почву! – капитан почти рычал. – Выполнять! Доктор Рыбин встал, пробормотал что-то невнятное и удалился. Одновременно с ним вскочил механик, который еще выполнял по мере надобности функции ученого, – Крис. – Слушаюсь! – Он подчеркнул свою готовность легким кивком. Я помогал Крису готовить оборудование. Мы облачились в скафандры и, прихватив вакуумный контейнер, спустились на лифте. Для маскировки использовали флажки с рекламой кофе-колы. Это была идея Томоко. Опыт работы в общепите не пропал даром. От нас просто шарахались и старались не замечать – рекламу принято недолюбливать, несмотря на то, что по утрам каждый из нас выпивает бутылку кофе-колы.   *** Показатели проб совпали с образцами с земли. Дышать можно без скафандра. Уровень ядовитых испарений близок к критическому, смертельно опасные бактерии и вирусы в норме. Мы дома – это было ясно и без всяких проб, а теперь стало ясно, что корабль не попал в галлюциногенную ловушку космических сирен, не съеден жуком мозгоедом и не находится в парах космической медузы-паранойи, а неизвестным образом оказались там, откуда с такой помпой отчалил несколько часов назад. Компьютер ядовитыми испарениями не обманешь. Только капитан настаивал на дополнительных проверках. Он заставил Криса в сотый раз перебрать двигатель, несмотря на бормотание, что двигатель в полном порядке и, если и есть где неполадка (он незаметно потрогал пальцем висок), то точно не в двигателе. Капитан запретил покидать корабль без специального приказа. Вся наша жизнь превратилась в игру «найди отличие». Томоко часами сидела над изучением «местной» истории. Крис валялся в гамаке в машинном отделении и ничего не делал. Я проводил эксперименты в пустовавшей лаборатории, которая обнаружилась за отодвигающимся зеркалом в ванной. Я лично никакой лаборатории там не планировал и в чертежах, которые мне показывал архитектор, ничего подобного не было. Но я решил больше ничему не удивляться, пока мы не покинем землю или не останемся тут навсегда. Старый Акира, отец Томоко, готовил каждый день все более изощренные кушанья – капитан надеялся таким образом поднять моральный дух команды, но удавалось плохо. И наш повар страдал унынием. Я перестал надевать серебряную куртку. Капитан исследовал новости и политическую ситуацию, подключившись к основному каналу данных. Трудно было понять, действительно ли нам удалось найти какие-то различия между землей и этим местом. Отличия были самыми незначительными, они носили скорее философский, чем практический характер. Например, капитану нигде не удалось найти сведений о нынешнем политическом строе, равно как выяснить, существует ли какое-либо устройство государства. Эти сведения замалчивались, так же, как и на нашей Земле, но там вся информация, которую можно было найти в открытом доступе, буквально пестрела намеками и предупреждениями, как с этой системой не столкнуться и не ссориться. Изучение истории тоже принесло неожиданные плоды. История заканчивалась двадцать пятым веком второго летоисчисления. На самоубийстве восьмого клона последнего «естественного» американского президента. Всеобщая атомная перестрелка, смерть миллиардов, горстка выживших, подземелье, эпоха рабства и клонов, эпоха революций и, наконец, Великая тирания – всего этого словно не было. Но площадь, на которой стоял мой дом, была – вплоть до последнего кирпичика. Были и соединенные штаты Мексики, чьи территории простирались от Урала и до Урала. Было независимое государство в горах. Отсутствовали лишь те, кто мог бы управлять всей системой и держать налогоплательщиков в постоянном страхе. Любому мыслящему человеку ясно, что государство не может существовать без тирании. То, что мы наблюдали, казалось чем-то невообразимым, чудом, абсурдом и вместе с тем непреложным фактом.   *** Чем более несбыточна мечта, чем оригинальнее идея, чем фантастичней план и невероятней предположение, тем скорее человеческий разум готов уцепиться за них, тем сложнее отказаться, признаться себе в нереальности и невозможности их воплощения. Идея «великой анархии» оказалась не исключением. Томоко и старый Акира с нарастающей тоской посматривали в иллюми­натор. Остальные тоже оставались замкнутыми и обеспокоенными. Капитан почти не показывался из каюты. Я занимался наукой, мыл для Криса пробирки и смешивал порошки. Меня мучило любопытство, что стало с моим счетом в банке в этой реальности. Окажись он хотя бы наполовину в порядке – мы могли бы тут неплохо устроиться. Как-то я поделился своими мыслями с Крисом. Он только ухмыльнулся и промолчал. Потом вручил мне очередную стеклянную банку и погрузился в свои изыскания. Я пошел к раковине, занялся делом и потихоньку задумался о чем-то еще. День прошел как обычно, даже скучнее. Капитан за ужином произнес речь, из числа тех, что призваны поднимать боевой дух вооруженных сил, укреплять броню и стенки орудий, повышать дальность стрельбы и заводить мертвые двигатели. В условиях анархии его усилия были тщетными. Напоследок он произнес: «Напоминаю всем, мы не на Земле. Не на той Земле, откуда мы стартовали. Отныне и до того момента, пока не будем снова дома, мы – экипаж. Закон «экипажа» вступает в силу с момента старта корабля. Помните». Он выглядел подавленным. Мы все были подавлены. Совершенно не хотелось есть. Для приличия я немного поковырял вилкой свою порцию и, стараясь не встречаться глазами с остальными, побрел спать. Меня разбудил легкий тычок. Было раннее утро. Томоко стояла около моей кровати. – Мы уходим. Ты с нами? – Уходите? Куда? – Просто уходим. Ты разве не слышал? Здесь нет «Великой тирании»! Мы свободны. Я хочу жить здесь, все хотят, даже капитан, просто ему мешает закон экипажа. Он всю жизнь ждал возможности полететь в космос, и не готов вот так взять и отказаться от своих намерений. Ты с нами? – Она повторила вопрос чуть громче. – Да-да. Встаю. – Мы на улице – ждем. Я быстро напялил гражданскую одежду, потому что у серебряных костюмов в обычной обстановке вид был на редкость нелепый. Мы впервые покинули корабль без скафандров. Воздух был ледяным и мутным. Банк еще не работал. Мы стояли без денег и определенных планов на площади огромного города, как две капли воды похожего на наш собственный.   *** Пару дней назад я, наконец, смог позволить себе обои. Жить среди стен, оклеенных простой бумагой – ниже моих психологических возможностей. Я выбрал дешевую марку, имитирующую те, что были у меня когда-то на другой земле. Я завел искусственную летающую медузу, которая, согласно инструкции, должна была жалить непрошенных гостей и становиться невидимой по ночам. К несчастью, невидимость испортилась, а потребление энергии моего жилища возросло на порядок. Со мной жил доктор Рыбин. Он проводил дни за изучением местной городской фауны, обнаружив, например, что у местных тараканов семь ног, что противоречит теории о симметричности расположения конечностей у восьминогих, а у крысоловок помимо фиолетового окраса оказался необычно удлинен ядовитый шип. Работа оказалась несложной, зарплата низкой, а целесообразность моего участия в роботизированной уборке мусора и вовсе находилась под большим сомнением. Я попросту уговорил их дать мне хоть какую-нибудь работу. Остальных я не видел уже почти неделю. Томоко носилась с проектом нового кафе, ее отец работал клерком, а Крис просто жил с ними. Сам он не смог ничего найти, а моей зарплаты едва хватало на нас с доктором Рыбиным. Я не разделял эйфории Томоко и Криса. Она казалась мне немного странной, неоправданной и бессмысленной. Их поведение выглядело каким-то искусственным. Не было в нашей новой жизни ничего такого, чему можно было особо радоваться. Однако при каждой нашей встрече Томоко с горящими глазами бросалась доказывать мне, как правильно было с нашей стороны бросить корабль и нарушить закон экипажа. Шли дни. Был сезон дождей. Идея «Великой анархии» оправдывала себя очень хило. Никакой разницы, то есть буквально никакой. Жизнь ни капельки не отличалась от той, которую я наблюдал до вылета. Люди не были ни приветливее, ни веселее. Цены – не ниже и не выше. Случайные беседы мало отличались от тех, что я подслушивал раньше. Порой я испытывал чувство обиды на наше тайное общество. Мой счет оказался в порядке как раз наполовину. Он существовал и в этом мире, но пароль оказался неверным. Я возвращался домой, как обычно возвращается домой после тупой и никчемной работы большинство жителей нашего тупого и никчемного мира. Дверь, поднимаясь на плохо слепленных шарнирах, скрипела и двигалась неравномерно. Я шагнул внутрь дома с надеждой быстро уснуть, выпив принесенное с собой пойло. Вдруг меня кто-то укусил за шею. Медуза опять испортилась и приняла вошедшее тело за чужака. Я махнул рукой и попал по жалящему щупальцу. Резкая боль, шок, онемение и кома. Так гласила инструкция в разделе «укус медузы». Пакет с пойлом упал на пол. Я сделал еще пару нетвердых шагов и рухнул следом.   *** Согласно инструкции я не должен был ничего больше чувствовать, видеть или слышать. Но я снова почувствовал боль, затем увидел свет и услышал голоса, говорившие на неизвестном языке. Я лежал на своем диване, дома. Кто-то здесь был помимо меня. Свет горел слишком ярко, чтобы попытаться хотя бы приоткрыть глаза. – Хосе? – раздался голос. – Да, это я, а кто вы… – На этот вопрос ответить нетрудно. – Ну так… – Ты прилетел на большом корабле? – Да… Кто вы?? – Ты был не один. Ты знаешь, где остальные? – Догадываюсь. Кто вы??? – Потом. Ты можешь связаться с ними? – Если захочу. – Хорошо. У нас есть предложение-сделка. – Сначала скажите, кто вы. – Это единственное условие с твоей стороны? – Нам нужна свобода и информация! – Ответ положительный. Мы можем считать сделку заключенной? – Нам нужен корабль! – Это неотъемлемая часть сделки. – Я хочу жизнь, свободу и корабль. Жизнь и свободу для всех нас. – Сделка заключена. – И информацию. А что нужно от нас? – Хосе, мы назначаем тебя капитаном межзвездного корабля, идущего в черную дыру. Все выжившие члены экипажа отправляются под твоим командованием по намеченному маршруту. Цели и задачи вашей миссии не меняются. Мы получили информацию, что ваш корабль не может вернуться обратно, после прохождения черной дыры. Вы возьмете с собой устройство, которое позволит нам получать сведения о ходе полета и событиях происходящих на борту и за его пределами. Мы поможем вам, вы поможете нам. – Как же сэр Пол, как я смогу ему объяснить?.. – Это наша забота. Он уже в курсе. – Пауза. – Какого рода информация требуется от нас? – Как получилось, что мы оказались здесь? – Мы скорректировали ваш курс. Мы заинтересованы в вашей миссии и сведениях, которые она может нам дать. – Где мы? – На Земле. – Но мы улетели с нее! – Земля не одна. Несколько тысяч лет назад, в результате небольшой, но чрезвычайно опасной временной петли, вызванной аномалией на поверхности солнца, Земля могла погибнуть. Было принято решение избежать парадокса, разделив две вероятности последовательности событий на Земле в пространстве. В результате Земли стало две. Они вращаются по одной орбите, по разные стороны солнца. Так что жители одной не могут знать о существовании другой. – Но кто вы и как вы вообще про нас узнали. – От вашего правительства. Они сообщили, что упустили вас. Мы иногда сотрудничаем. – А вы-то кто такие? – Мы – наше правительство. – Можно еще вопрос? – Если вы улетите, то вам может быть предоставлена любая информация. – Кто вы, в смысле, кто именно, где находитесь? – После ответа на твой вопрос ты можешь быть либо убит, либо улететь. Решение окончательно? – Мы договорились. – После окончания эпохи революций группа ученых, укрывавшихся в Мексиканской пустыне, натолкнулась на серию неожиданных результатов тестов мозговых волн. В результате длительных исследований выяснилось, что человечеству присущ дремлющий коллективный разум. Спустя столетие, одному специалисту удалось разбудить его и вступить в контакт. В результате был заключен договор о сотрудничестве. – Значит, на вашей Земле правительство – это коллективный разум людей? – Разделение произошло немного позднее нашего рождения. На вашей Земле мы пошли по пути тирании. На нашей – по пути свободы. – Разница ощущается буквально сразу. – Твоя ирония уместна. Мы надеемся получить некоторые ответы от вашей миссии. Теперь пора в путь. – Почему вы обратились именно ко мне?.. – Ты фактически являешься хозяином корабля. И ты невиновен. Свет стал гаснуть. – Невиновен в чем?.. Эй!!! В чем я невиновен??? Я попробовал слегка приоткрыть один глаз. Несколько силуэтов сумбурно передвигалось по комнате, постепенно объединяясь друг с другом. Когда свет окончательно погас, остался только один. Это была моя вешалка для одежды.   *** Уговорить команду оказалось несложно. Я просто рассказал им все, что узнал, и только потом сообщил, что бывает с теми, кто много знает. Старый Акира умер от разрыва сердца. Когда мы поднялись на борт, я обнаружил капитана в замороженном виде в холодильнике для продуктов. Закон экипажа гласит: «Команда вправе действовать по собственному усмотрению, лишь в случае смерти или недееспособности капитана». Я подумал, что же за люди летят со мной, если простая формальность оказалась для них важнее, чем жизнь друга?   ПОЛЕТ ТУДА За окном стояла метель, характерная для ускоренного космоса. Вообще же, ускоренное пространство по консистенции, скорее, похоже на кисель, чем на разреженный газ. Уплотнение временного потока не только позволяет перемещаться в пространстве без поправок на искривления и аномалии материи, в которых так легко заблудиться, но и снимает такие ограничения, как световой барьер скорости и сопротивление материи третьего порядка, еще до конца не изученное и не понятое. В каком-то смысле именно в этом пространстве законы ньютоновской физики работают без погрешностей даже при сверхбольших скоростях и при сверхмалых размерах. Секрет в том, что ускоренное время не позволяет веществу и энергии из недискретного состояния превращаться в частицы. Как следствие всего этого, вселенная в этой модели так и осталась однородна, и с течением времени лишь снижается ее коэффициент плотности. Я посвятил изучению этого вопроса несколько вечеров и получил представление, если не на уровне формул, то, как минимум, на уровне понимания некоторых процессов. Я старался отвлечь себя от более мрачных мыслей. Я виновен во многих загубленных жизнях. Но то были люди, так же далекие от меня, как цифры в прогнозах погоды в другом полушарии. Я – продавец людей. Я покупал их, продавал, отправлял на работы в такие места, откуда нет дороги назад, казнил и разлучал семьи. Но ни одного из них я не видел. Я  даже не уверен, существовали ли они на самом деле. В любом случае, это были полулюди, не способные ни к свободомыслию, ни к поэзии. Другое дело – убийство создателя первого за сотни, за тысячи лет космического корабля. Ведь смысл убийства не в потере человеческой единицы, тела, оболочки, сосуда, а в гибели разума и души, невосполнимых, уникальных… Какой у раба может быть разум? Какая душа? Рабами не рождаются, рабами становятся. И становятся по выбору власти коллективного разума. Это не убийство. Убийство – это когда раб убивает раба. Убийство – это когда личность посягает на личность. Убийство – это всегда плохо. Это отвратительно, мерзко и гадко. Я больше не могу любить Томоко. Я поддерживал отношения только с Андреем Рыбиным и говорящим шипом, который медуза вонзила мне в шею. Рыбина разбудили уже после того, как капитана заморозили, хотя ему и сообщили об убийстве лишь впоследствии, он тоже считал, что это было единственной возможностью покинуть корабль. Он что-то говорил о неизбежности такого шага. Видимо, закон экипажа был прошит у них где-то в самой глубине. Шип так и остался торчать у меня в шее. Андрей не смог его вынуть не нарушив, как он сказал, жизненно важных процессов в моем теле. Шип никогда не отвечал, если я к нему обращался, но иногда сам начинал беседу, справляясь, как проходит полет, какова обстановка на борту, что было на ужин и еще много всяческих бытовых мелочей, которые я старался описывать самым подробным образом. Иногда он начинал издавать совсем невообразимые звуки, булькал, пыхтел, а один раз запел что-то похожее на гимн на каком-то ржавом, незнакомом языке. Потом всегда извинялся, оправдываясь тем, что мы пролетаем в зоне действия каналов инопланетных данных. Потом такие передачи стали приходить все реже и реже и совсем прекратились. Мы приближались к конечной точке нашего путешествия. Я приказал Крису вывести корабль из ускоренного режима, чтобы скорректировать курс с точным положением черной дыры. Когда небо почернело и покрылось звездами, мы увидели ее. Она была огромна. И еще мы увидели то, чего никак не ожидали увидеть, когда стартовали с земли. Она пожирала звезду. Поэтому она совсем не была похожа на черное пятно, где нет звезд. Она была перед нами, огромная, горящая адским пламенем, свирепая, ненасытная и прекрасная, как сама смерть. – Мы летим туда? – прошептала Томоко. – Если мои расчеты верны, дорогая, мы окажемся в самом центре, когда снова выпрыгнем из ускорения, – ответил Крис. Томоко посмотрела на меня, усмехнулась и поцеловала Криса в ухо. – Начинай, дорогой, – сказала она. – Ведь потом может быть поздно, да капитан? – И снова засмеялась.   ВНУТРИ ЧЕРНОЙ ДЫРЫ В центре черной дыры понятие пространства теряет смысл. Понятие времени становится размытым. События и факты эфемерны и носят умозрительный характер. Понятие «на самом деле» несет в себе отрицательный заряд и стремится к «тому, чего не было». Ноль равен бесконечности, а деление на ноль дает действительный результат. Если, однако, поместить наблюдателя в поток времени, принимающего мнимые значения, то ситуация разворачивается в обратную сторону. Вне пределов черной дыры время и пространство сжимаются в сингулярный континуум, имеющий форму внутренней поверхности сферы, не имеющей внешней поверхности. Эта внутренняя поверхность излучает немыслимое количество энергии и порождает материю в столь же невероятных масштабах, и все это поглощается центром черной дыры. Теория гласит, что тело, попавшее в центр черной дыры, возрождается в иной вселенной. Мы исходили из этих сведений, когда ныряли в ускоренное пространство. Мы еще были уверены в этом, когда переходили в режим мнимого времени. А потом двигатель смолк. И мы смолкли. И долго молчали, потому что корабль приземлился на огромных размеров письменный стол. Я не знал, стоило ли следовать кодексу и проводить тесты и проверки, пробы атмосферы и грунта. Почва представляла собой искусственно состаренную дубовую доску, а согласно показаниям датчиков, кругом был космический вакуум. Но за столом сидел человек. Он неторопливо водил гусиным пером по огромному листу бумаги. Мы стояли и тупо смотрели в окно. – Какие будут указания, капитан? – с той же вызывающей улыбкой спросила Томоко. Я молчал, но внутри меня все кипело. Мне хотелось поскорее убраться отсюда и полететь обратно, на Землю, на Марс, на Плутон, даже на Солнце… Сгореть там заживо, погибнуть от радиации или замерзнуть. Только не так. – Мы выходим. Скафандры не надевать! – раздался мой уверенный голос. Но говорил не я. Голос исходил из ядовитого шипа в моей шее. – Мы погибнем! Капитан, месть неуместна! Не стоит шутить при таких обстоятельствах! Лучше убраться отсюда, пока нас не обнаружили! Я попытался ответить. Безрезультатно. – Вы же так усердно чтите закон экипажа? Вы получили прямой приказ. Исполняйте. Я пока еще жив и дееспособен, – продолжал шип. – Ты сошел с ума! – заорал Крис. – Я не сошел с ума, – сказал я. – Я знаю, что делаю. Исполняйте, или мне придется действовать по инструкции. Я сжал в руке капитанский пистолет. Теперь, по закону, мне полагалось убивать. Я видел их лица. Страх. Крис крепко обнял Томоко. Она прильнула к нему еще сильнее. Я выстрелил. Первое, о чем я подумал, – я сэкономил заряд, убив обоих одним выстрелом. – Что ж, до определенной степени это справедливо, – заметил доктор Рыбин. – Я иду с тобой, капитан. – Датчики не настроены на работу в мнимом времени. Там может быть все что угодно, а может не быть ничего. Но идти надо без скафандров. – Надо? – Надо, Андрей. Здесь нас ждут ответы на все вопросы. А те, кто много знает, сам знаешь что. Но не спросить мы не имеем права. – Надо же… От тебя, признаться, не ожидал такого пафоса. Ты меня удивляешь, Хосе. – Я и сам себя стал побаиваться. Я рад, что ты понял. – Это я рад, что ты понял. – Он улыбнулся, но в его глазах снова полыхало огненное озеро. – Идем, похоже, настала наша пора.   РАЗГОВОР – Эй!!! Ау! – Я орал что есть мочи, размахивая руками, потому что великан никак не хотел нас заметить. – Мы здесь!!! – Я тут! – Кричал Андрей. – Мы прилетели из космоса! Мы космонавты!!! Ау!!! Мы стояли между двух первых строк, коряво выведенных на огромной бумаге, кажется, между заглавием и началом текста. Вдруг великан посмотрел на нас. – А-а… Космонавты. Ну что ж, слушаю вас, космонавты. – Мы прилетели, чтобы получить ответы на все вопросы… Мы хотим узнать истину! – голос мой срывался от напряжения. – Истину? Какая же для вас может быть истина, космонавты? Вы же люди… Не демоны седьмого уровня, способные взглядом творить чистое зло, не духи, поющие песню бытия, не абстрактные сущности, воспринимающие тепло и любовь от божественной сущности… Даже не космические молельщики, искренне молящиеся тому, во что верят. У вас нет органа, воспринимающего истину. Я бы хотел вам помочь. Может быть, у вас есть вопросы, на которые я смог бы ответить? – Существует ли справедливость? – спросил я первое, что пришло в голову. – Разумеется. Все рожденное умирает, все создающее разрушает, а все великое исчезает. – И это справедливо? – Еще вопросы? – Великан меня явно проигнорировал. – Каков смысл человеческой жизни? – Доктор Рыбин своим уверенным тоном вернул мне самообладание. – Как бы объяснить… Смысл есть у всего. Но вы должны понять, что кое-что исходит от вас самих. Был ли смысл, например, в создании вселенной? – Я думаю, что это ты нам должен сказать… – Я должен? Я?.. Если я все это должен – значит, я и есть смысл человеческой жизни… Наверно, ты прав, космонавт. Видишь, ты сам способен найти кое-какие ответы. Смысл ваших жизней во мне. – В тебе? – Конечно, во мне. Я сижу здесь целую вечность лишь для того, чтобы поговорить с космонавтами. Скажи, человек, есть ли смысл в моем существовании? Но учти, когда будешь отвечать на мой вопрос, что я не живу, потому что не умираю, что я не хочу знать то, что ты мне скажешь, потому что не имею желаний, а не имею желаний, потому что создал себя таким, каков есть. – Значит, смысл твоего существования в том, чтобы научить нас желать, жить и умирать потому, что этого не можешь ты? – Я все могу, космонавт. – Значит, смысла нет, – подытожил я. – Значит, нет. – Лицо великана исказила нехорошая улыбка. – А жизнь после смерти?!? – Зачем? – Старик посерьезнел. – Смысла-то все равно нет. – Эй! Ты что такое несешь? – всполошился доктор Рыбин. – Так нельзя, Хосе! – Мы пришли за истиной, мы ее получили. Точнее, я получил. И человечество получило. А ты и так все знал заранее. Ведь ты знал все заранее? – Знал. Но ты мог сказать что-то… Найти смысл… Ты же просто умрешь! Ты должен был ответить по-другому!.. И свет померк. Старик, сидевший за столом промокнул еще одним листом бумаги подсыхающие чернила, стряхнул с записки тела двух космонавтов, помолчал немного, вздохнул, затем лицо его снова исказила улыбка, еще неприятнее прежней. Он встал и стал плясать, как пляшут в полнолуние сумасшедшие, под музыку, которая звучала только для них и которая сильно будоражит воспаленное сознание.   ДРУГАЯ КОНЦОВКА, КОТОРАЯ ПРОИЗОШЛА В ТОМ ЖЕ МЕСТЕ И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ – Прощай, Хосе! – Прощай… Что будет дальше, Андрей? – Ты умрешь. – Умру и все? – Да. – А ты? Кто ты? – Ох, Хосе, умирай скорее… Зачем тебе знать то, что неизвестно никому, даже мне? – А смысл??? Где же смысл? – Ты же сам сказал – нет смысла… – Доктор рыбин поцеловал Хосе в лоб и того не стало. – Зачем искать смысл там, где его нет? – Андрей слегка пожал плечами. – Надо же, сам с собой уже разговариваю… Затем доктор Рыбин расправил плавники, окружил себя пламенем и отправился в путешествие, столь далекое, что ни размеры вселенной, ни моя фантазия не могут описать подобное расстояние. Даже безумный старик вряд ли смог бы точно назвать место или время, куда отправился доктор Рыбин.

ГЛАВНАЯ Блеск для глаз Революция роботов Воз сена Пойло для придурка